КОМПОЗИТОР СЕРГЕЙ БЕЛИМОВ

Виктор Ерофеев: «Меня всегда интересовали женщины»

Виктор Ерофеев: «Меня всегда интересовали женщины»

Писатель говорит, что его «Русская красавица» – это «Горбачев в юбке»

Роман «Русская красавица» Виктор Ерофеев написал в начале 80-х. Произведение тогда не было издано – Ерофеев слыл неблагонадежным членом общества – организовал самиздатовский альманах «Метрополь», был исключен в 1979-м из Союза писателей. Публиковать Ерофеева начали в СССР в 1988, а «Русская красавица» увидела свет только в 1990-м, вызвав бурю негодования среди критиков. Тогда же роман перевели и издали на Западе, и он произвел там настоящий фурор. Сегодня роман издан тиражом более 2 миллионов экземпляров.

– Виктор Владимирович, на днях в Санкт-Петербургской филармонии были исполнены отрывки из оперы «Русская красавица», автором либретто которой вы являетесь. Над оперой работал композитор Сергей Белимов. Расскажите, как родился этот проект?

– Белимов, композитор с петербургскими корнями, минувшим летом умер в Париже, где жил все последние 17 лет. Он давно хотел написать оперу по моему роману «Русская красавица», но реально приступил к ней только года три назад. Тогда же он нашел меня через редактора питерского издательства «Азбука» Галину Соловьеву. Мы встретились в уютном доме в предместье Парижа. Я увидел замечательное собрание книг и потрясающую коллекцию музыкальных инструментов в его студии. Именно там и состоялось прослушивание сцен из «Русской красавицы». Белимов написал музыку к одной из самых драматических ключевых сцен – бегству героини Ирины по полю навстречу своей смерти. Когда я слушал эту музыку, я ощущал огромную жизненную энергию, серьезные переживания, безумные страсти, а с другой стороны – это был реквием. Вообще, он был уходящей натурой – весь в музыке. Как-то Кафку спросили про его литературные вкусы, и он ответил: «У меня их нет. Я сам состою из литературы». Вот так же и Белимов весь состоял из музыки. Сергей был чудесным собеседником. Мы с ним подружились. Это же бывает не так часто, чтобы люди начинали дружить, когда им за 50. Мы часто гуляли вдоль красивой Марны и говорили о музыке, о литературе, о Франции, России, об эмиграции.

– На меня роман «Русская красавица» произвел сильнейшее впечатление – откровенностью, исповедальностью, смешением в один поток сна, яви, иллюзий, видений, жестокости, романтизма. Почему вы решили писать от лица женщины?

– Меня всегда больше интересовали женщины, чем мужчины. Мне казалось, в женской душе гораздо больше противоречий и парадоксов, яркости. И потом на этом изломе времен, когда одна страна превращалась в другую, было видно, что женщины играют гораздо большую роль, чем мужчины. Темы страсти, чувств, интуиции, мистики всегда больше связаны с женщиной. Волновал вопрос: ведьма или не ведьма женщина? От дьявола или от света? В русской литературе это вообще первый роман, написанный о подобных страстях от женского имени. В Германии в городе Киле «Русскую красавицу» проходят в курсе университета «История женской литературы в России».

– Символично, что местом пересечения для оперы «Русская красавица» стал Париж. Вы там детство провели, а композитор все последние годы жизни...

– Вы молодец, что подметили. Да, обнаружились связи, нас сближающие. Сергей отдался стихии Франции, а в меня эта страна сама по себе вошла в детстве. В романе «Хороший Сталин» я много об этом говорю. Но в наших отношениях с Белимовым переплелись и какие-то языковые вещи, связанные с переводами. Его жена Элизабет, прочитав «Русскую красавицу» на французском, была удивлена, чем роман мог так пленить Сергея? Действительно, французский вариант (в отличие от немецкого) получился неудачным – издатели хотели превратить роман в бестселлер и очень подстригли его. Элизабет, плохо зная русский, но в совершенстве владея французским, будучи не только музыкантом, но и писателем, сама взялась за перевод «Русской красавицы». Те шесть глав, которые она перевела, абсолютно блестящи! Я мечтаю иметь такую «Красавицу» на французском языке. Эта семья, как бы взявшись за руки, танцевала вокруг моей книги, превращая ее в музыку и во французскую литературу.

– Как вы думаете, ваши тексты провоцируют композиторов на написание музыки?

– Альфред Шнитке еще в 1991 году написал по моему рассказу «Жизнь с идиотом» – оперу, которая является вершиной современного музыкального искусства. Поставлена она была на лучших европейских сценах, идет до сих пор. Ко мне приезжал Владимир Кехман, хочет поставить «Жизнь с идиотом» в Михайловском театре. Правда, не знаю, насколько ему хватит смелости. Рассказал, что против постановки собрали подписи 600 человек. Еще раньше в Питере поставлена была авангардная опера в Мариинском театре — по рассказу «Попугайчик». Мне очень нравилась. Да, наверное, существует какая-то внутренняя музыкальность в моих текстах.

– Вам льстит или претит, что вашу «Русскую красавицу» сравнивают со скандальным романом Эдуарда Лимонова «Это я, Эдичка»?

– С чем только «Красавицу» не сравнивали – с «Улиссом» Джойса, например. Лимонов прекрасный писатель, но я бы не стал сравнивать свой текст с его романом. Если только по откровенности. Это разные произведения. Я вывел героиню – абсолютно свободную женщину, первую свободную женщину России. Ира выступает за какие-то очень серьезные аннотации русского смысла, там идут постоянные разговоры об Америке и России, о сравнении русской души с западной. Простите, у Лимонова все-таки не тот масштаб.

– Вы взяли лесбийскую тему ради эпатажа или как жизненную реалию?

– Эта тема сильно звучит в русском обществе. Я как-то разговаривал с французской исследовательницей, она сказала, что Москва – лесбийский город. Женщины стали сильнее, они получают большее удовольствие друг от друга, чем от мужчин-любовников. Мой роман в свое время называли порнографическим, не разглядев, что лесбийская тема в нем еще и символична. Здесь как бы соединяются, отталкиваются и снова притягиваются две России. Ксюша олицетворяет европейскую Россию, а Ира – первородную диковатую Россию. Они близки и отдалены одновременно, и они не могут не прийти к любви. Я написал роман за несколько лет до перестройки, сотворив «Горбачева в юбке». Моя Ирина смотрит на жизнь незамыленным взглядом.

– Экранизировали когда-нибудь «Русскую красавицу»?

– Не поверите, я отказался от предложения Голливуда. Я был молодой и пылкий – подумал, что фильм нависнет над романом, сожрет его. Не дал согласия. Зато когда итальянцы предложили, подумал, что вот эти меня не сожрут. В картине главную мужскую роль играл Игорь Костолевский, а Ирину – болгарская актриса Ралица Балева. И оба они, как и я, остались недовольны режиссером – Чезаре Феррарио. Сценарий был загублен.

– Вас когда-то запрещали, критиковали. А сегодня нет ощущения повторяемости времен, событий?

– Я испытываю целый комплекс чувств. Была прекрасная передача «Апокриф» на телевидении, ее закрыли в сентябре. Вроде бы еще есть надежда на ее возрождение, но контракт со мной не продлен. Программа давала мне возможность участвовать в процессе собирания моральных ценностей. И этот процесс отразился в тех самых событиях, которые произошли в декабре. Я разглядел в них прежде всего моральный протест, а не политический: пробуждение общества, попытку защитить свое достоинство. При этом мы знаем, что, когда общество пробуждается, процесс захватывают те силы, которые приводят к совершенно другим результатам. Как это было в 1917-м или во время Великой французской революции. Мы боремся за свободные выборы, но если все шлюзы откроются, то может остаться горстка либералов и сотни тысяч националистов, и мы получим совсем не тот режим, который хотим. Важен момент ответственности – он не митинговый.

– Есть люди с задавленным чувством свободы. У вас свобода угадывается во всем. Ее привили родители или это благодаря детству, проведенному в Париже? Может, гены особенные – вот ведь ваш прадед Александр Попов был изобретателем радио!

– Да, по маминой линии... Пытаюсь понять природу свободы. Я об этом много писал в «Хорошем Сталине». Но понимаю, что я ничего не понимаю. В Париже вокруг меня было много советских детей, которые ни во что особенное не выросли. Никакие прекрасные родители не могут привить чувство свободы. Загадка не разгадана. Я действительно один из самых свободных людей в России.

– Вы писали, что сталинизм – это принадлежность русского народа – угнездившийся, трудно изгоняемый. А молодежь разве уже не свободна от сталинизма?

– Я пишу и в «Хорошем Сталине», и в «Энциклопедии русской души», что русская душа – во многом сталинистская. У каждого человека свой Сталин. Он и убийца, которому можно все, потому что бог. Сталин-тоталитарист, образец управления Россией, жестокий, но справедливый. Сталин, выигравший войну. И так далее. Я индивидуально отношусь к людям, которые любят Сталина, – одних жалеешь, других считаешь врагами. Мне кажется, общество не прошло через освободительный момент и по сей день происходит путаница, зависание сознания. Хотя у молодых есть шанс из этого вырваться. Думаю, идея личного предпринимательства, личного успеха очень хороша. С ней можно идти к чему-то более правильному в этой жизни.

Беседовала Елена Добрякова.

Музыка убеждает: земной шар маленький и люди едины

Звук

Музыка убеждает: земной шар маленький и люди едины
 
Ушел из жизни композитор Сергей Белимов. Часть праха была развеяна в его любимом Комарово, на полянке близ могилы Анны Ахматовой. Саму урну с прахом Белимова захоронили на Красненьком кладбище в Петербурге, рядом с могилами родителей. 
 
Елена Добрякова, обозреватель «НВ»
 
Сергей Белимов был композитором экспериментального направления, автором первых в Ленинграде сочинений электронной музыки, изобретателем оригинального музыкального инструмента кордепиано. Последние пятнадцать лет Белимов жил в Париже, но каждый год он приезжал в родной Петербург, был участником международных фестивалей искусств, участвовал в композиторских конкурсах. В свой последний приезд весной 2010-го Сергей Белимов представил в филармонии юбилейный концерт, в котором был исполнен ряд новых симфонических пьес. Кредо Белимова: музыка может развиваться бесконечно, и проторенные дороги существуют только для тех, кто не стремится услышать и создать новое. 
 
В довольно консервативном Петербурге у Белимова была авторитетная поддержка в лице председателя правления Союза композиторов Андрея Петрова. Как считал сам Белимов, ему сильно повезло с первой симфонией, которую он написал в конце 70-х-начале 80-х. Говорил, что «наверное, она была настолько новаторской и наглой, что Андрей Павлович, услышав ее, решил пойти на смелый шаг: исполнить симфонию в Большом зале филармонии, после чего я понял - мне в музыкальном плане позволено все».
 
Я познакомилась с Белимовым на X Международном фестивале искусств «Сергей Осколков и его друзья» в 2006 году, когда в концертном зале Союза композиторов исполнялось его сочинение «Всякая муха – тайна». Мухи и пауки звучали в сопровождении «Брасс-квинтета» и электроники, а французский актер Жорж Букофф с акцентом читал текст Федора Достоевского, и это подчеркивало неприязненное отношение писателя к западному пути, и одновременно его нелюбовь к вязкости российской жизни. В музыке прозвучало очищение, и все-таки остался знак вопроса… Белимову было дано почувствовать и передать в звуках противоречивую натуру Достоевского, потому как сам он, славянин, обладал ментальностью всей Земли, вбирал в себя экзотические культуры мира. Приехав погостить в 2008 году в его уютный парижский дом, я увидела целую коллекцию музыкальных инструментов, которые он собирал в разных уголках планеты – в Южной Америке, Африке, Средней Азии, Европе – гонг, дудук, трубы, струнные, барабаны…
Я записала с Сергеем Белимовым интервью, но тогда мне казалось, что это неоконченный разговор, и надо бы встретиться еще. Однако жизнь оказывается короче, чем мы думаем. Но уж точно можно утверждать наверняка, что со смертью жизнь не заканчивается. 
 
Перечитав расшифровку интервью, я поняла, что наш разговор сегодня наполнился новыми смыслами, как и новыми звуками, о мистике которых говорил Сергей Белимов:
«Для меня, европейца, стало в какой-то момент большим потрясением – существование другого мира музыки. И даже не музыки – потому что для людей, живущих на Востоке, в Азии, Африке, музыка - это древний способ магии. Звук для неевропейцев – возможность говорить с тем, что их окружает – это языческие боги, силы природы, и тут очень важен тембр. У европейцев тембр должен был уйти. Послушайте церковное пение – оно же безтембровое. По смыслу церковное пение - бестелесное. У христиан человек не может быть телесным, ибо тогда слишком много «я». То есть если я как христианин, буду в разговоре с Богом выражать свои чувства, то есть покажу, что я личность, то тогда нет и смысла с Богом говорить. А если я самодостаточен, то уже и пение будет другое. И возникшее позднее итальянское пение – это пение в себе. Это пение уровня человека, который понимает, что он есть. 
 
В 70-х-80-х я побывал в Осетии на празднике жертвоприношения. Таинство, о котором, может быть, не понаслышке знал Александр Пушкин и описал, как ковши круговые ходят у скифов. Осетины - единственный в мире народ, которые носят в себе кровь скифов. Сначала скифы, потом аланы, потом осетины, потом славяне. Только у осетин можно до сих пор услышать скифскую музыку. Часть осетин – христиане, часть мусульмане. Религия, конечно же, отражается на музыкальной части. Когда мы говорим о религии, то имеем в виду 3-4 великие религии. Но связь человека со звуком началась намного раньше, до появления  религий. И пение имеет свои тайные магические смыслы. Я начал для себя открывать смысл тембров, понял их могущественную силу. Стал открывать структуры организации звука, которые не свойственны музыке. В те же годы я написал первую симфонию, где поставил задачу соединить в одном сочинении структуры, идущие от европейской и неевропейской традиций. Это должно было показать, что наш шарик маленький и что музыкальный мир - един. Конечно, я встречал на этом пути протест и неприятие. Но думаю, на самом деле люди, которые умеют слушать музыку (музыка это более высокий уровень, чем словесные проповеди), умеют постичь великий смысл нашего бытия. Я часто говорю слушателям, что они пришли не для того, чтобы слушать меня, а для того, чтобы слушать себя. Музыка, которую я посылаю, соединяется с внутренней музыкой человека, и возникает третья музыка, которая и есть настоящая. Если человек открыт, если не боится того, что внутри него живет его собственная музыка, а для этого вовсе не обязательно обладать музыкальным образованием, тогда он воспринимает то, что  делает композитор. Но среди нас большое количество людей закрытых, они в скорлупе и боятся войти в поток. А музыка – это поток. И если человек боится потока, то он так и останется на берегу».
 
…Белимов умер в парижской больнице 10 июня 2011, до последнего дня он работал со звуком - на ноутбуке были записаны музыкальные сочинения его десятилетней внучки Сони, - композитору хотелось довести эти первые наброски до большего совершенства. Он слышал эту музыку по-своему.

Радио "Эхо Москвы" 22.11.2011г.
Творческое наследие композитора Сергея Белимова 
Ведущий: Татьяна Троянская
Гости выпуска: Иосиф Райскин, Александр Харьковский